Анастасия Гросс

Родные города, чужие города — все части одной большой космической экспозиции. Мерцают бесчисленным количеством атрибутов, предметов, людей, общин, веры, боли, радости, любви и ненависти. Мусор, деревья, здания, дороги, машины, улицы, животные, насекомые, птицы, человек и его одежда. Старая, новая, переработанная, грязная, выстиранная, высыхающая на веревках за пределами жилого пространства. Выходящая за границы приватной зоны. Ситуативная декорация, живущая вне времени и пространства, без топографических исключений, со всем многообразием национальных орнаментов.
Главная сцена сего действия — пригород, окраина, закоулки, смещение из центра в периферию, но есть и храбрецы из центральных районов.
Ткань смешивается с городской средой, выставляется на суд и обозрение жителей города. Преодолевая точку телесной интимности, смазывается, теряя идентичность ее носителя и классификацию этой текстильной материи. Переходит в унифицированную ткань города, мигрируя, танцует в городском спектакле.

Подобная декорация является и активным монументальным воспоминанием, с прочным синаптическим соединением.
Мой город детства пульсирует серостью, трепещущим разноцветным бельем на веревках и давящим дыханием панельных домов. Всякий раз, считывая идентичный образ здесь, я подвергаюсь перцептивному напряжению, снова и снова проживая этот странный ностальгический опыт. Тоскливый образ утрачивания, призрак прошлого в перемешанной темпоральности момента.